Нина Шацкая — не только замечательная джазовая певица, но и отважная путешественница. Кстати, единственная из наших эстрадных звезд, кто покорял горные вершины, погружался на дно океанов, ночевал в условиях, несовместимых со словом «комфорт». Повидала много, испытала немало, через соцсети рассказала всем. Может, поэтому она не парится по поводу возраста, веса, одежды и прочих глупостей, которыми так озабочены многие ее коллеги, и не только они. В день ее юбилея, когда ей, как круглой отличнице, поставили две пятерки, мы пустились с Ниной в путешествие по ее жизни.
,
Путешествие №1. В детство
— Наше первое путешествие — в детство.
— В начале 70-х родители купили дом, куда нужно было добираться от Рыбинска еще пять километров по проселочной дороге. Под ногами — горячий пыльный порошок по щиколотку, прогретый солнцем. До сих пор его ощущаю. Помню, как меня поили парным молоком, как не боялись отпускать одну в лес за земляникой… Я целый год ждала этой поездки: приезжала, бежала здороваться с родничком. И, конечно, Рыбинск, репетиции отца с его джаз-оркестром.
— Как говорят цирковые, ты выросла в опилках.
— Да, я выросла на репетициях папы и, как только научилась прогуливать уроки, прибегала к нему. Знаешь, я очень не любила учиться и не люблю до сих пор, потому что… не умею. Могу понять только то, что потрогала руками, то есть на практике. Скажем, географию понимаю только в том случае, если где-то уже побываю: приезжаю на место, впитываю атмосферу и сразу все про страну понимаю.
— Тоже мне — двойная отличница!
— Какая там отличница… Я считалась худшей ученицей в классе. Но при этом была лидером. С виду прилежная гимназистка: две толстые косы, форма, сшитая бабушкой (белоснежная батистовая сорочка, юбка до колен), — а по поведению абсолютный мальчишка. Дралась, стреляла в тире, в футбол играла. Даже хор, в котором пела (его создала моя мама в Доме культуры), состоял только из мальчиков. Но на выпускной, когда все пришли кто в чем, я единственная была в платье с декольте и с разрезом по всей длине ноги. Такая двойственность меня всегда сопровождала, может быть, потому, что я родилась 22 апреля 1966 года — одни двойные цифры. И до сих пор продолжаю жить в несколько странном, выдуманном мире, во многом не соответствующем реальности. И знаешь, мне в нем очень комфортно.
— Обозначь систему координат твоего мира?
— Во-первых, я вечная студентка. Все время учусь, живу с ощущением, будто один экзамен сдала, а уже надо сдавать другой. Притом что учиться не умею, мне тяжело дается запоминание нового материала. Во-вторых — я открыта миру, а мир — мне.
— Ты поешь джаз, романсы. Этот путь был предопределен с детства?
— Вопрос сложный, я бы сказала, это детская травма. Дело в том, что мой папа, не учась нотной грамоте, взял в руки аккордеон и сразу начал играть. Он не понимал, почему его дочь с ходу не может повторить мелодию. Да, он видел, что у меня красивый голос, что я артистична, но всегда говорил: «Боже, почему у тебя все позднее?» А я действительно во всем очень поздняя.
У меня остались письма отца, которые он мне писал, когда я училась в институте в Ленинграде. Не просто письма, а школа жизни. «Человек один ничего в жизни не сделает. Ты должна подобрать команду, тебе нужны соратники», — писал он мне двадцать лет назад, когда я считала, что самая крутая и со всем справлюсь. И только когда я нашла композиторов, художников, стилистов, поняла, что все надо отдать профессионалам и спокойно заниматься пением. Или, скажем, на первом курсе я очень резко поправилась: была 60, стала под 90. Потому что изменился гормональный фон, я повзрослела: была такой невинной барышней, которая искала не физических, а романтических отношений. И вот тогда папа мне написал: «Если хочешь быть счастливой, ты должна понять, что твоя физическая масса 74 килограмма — ни больше, ни меньше. Потому что дальше у тебя меняются пропорции лица, и ты становишься некрасивой. С твоими амбициями, желанием быть на сцене ты не должна выходить за эту норму». С тех пор я держу вес в районе 70.
— Я правильно понимаю, ты папина дочка, и именно он, а не мама, был твоим основным учителем по жизни?
— Мама у меня красавица, ее все обожали. Но ей многое приходилось терпеть, потому что женщины перед отцом падали ниц, особенно когда он начинал петь своим красивым тенором. Отсюда у меня комплекс неуспешной девочки великого отца. Он был очень жестким человеком. Каждый в Рыбинске знал, что я дочка Аркадия Шацкого. И если я, не дай бог, на улице случайно с кем-то не поздоровалась, ему тут же звонили: «Ваша дочка зазналась». Я получала разнос, и, как сейчас понимаю, он был прав, когда говорил: «Завтра нас не будет — и ты никто. Ты должна научиться жить самостоятельно, а для этого нужно уехать из Рыбинска».
Что я и сделала — уехала для стажа работать заведующей клубом. Никто не хотел ехать в сельскую местность, работать в клубе мукомольного завода. А я поехала зарабатывать стаж. У меня там две бабульки были в подчинении — билетер и гардеробщица. Я сама писала сценарии каких-то праздников, сама их вела. Кстати, жизнь там медом не казалась: чтобы полностью получить зарплату, нужно было на сто процентов выполнить план по прокату кино. А в клубе — всего сто мест, фильмы давали по остаточному принципу, то есть самый отстой, и никто не ходил их смотреть. Но однажды мне удалось всего на один день получить польский фильм «Знахарь». Что-то из заграничной, пусть и старой жизни, но народ повалил, люди приходили со своими табуретками — план я выполнила.
Путешествие №2. В джаз
— Нина, все-таки ты странная артистка — не скрываешь возраст, вес. Не боишься быть такой откровенной и открытой?
— Меня почему-то многие считают хитрой, принимая мою непосредственность за расчет. Я действительно очень открытая, пока не доходит дело до серьезной работы. Тут я сразу становлюсь абсолютно другим человеком — требовательным, жестким, и для многих это является неожиданностью. А я никогда не прикидываюсь — одно дело, когда мы дружим (я все для друга сделаю), а в работе у меня включается папина генетика на рефлекторном уровне.
— Люди искусства часто прибегают к мифу — в нем всегда выглядят лучше, чем в реальности. Не боишься рассказать о провале или фиаско? Или публике не нужна скучная правда?
— А чего скрывать? Одно такое фиаско я не могу себе простить до сих пор. Приехав в Москву из Ленинграда (там закончила Гуманитарный университет профсоюзов по специальности управление и параллельно студию мюзик-холла), пела в «Интуристе», в варьете Иосифа Кобзона. Там познакомилась с молодыми людьми, с которыми потом дальше мы шли рядом по жизни. Это не были какие-то партийные бонзы, богатые папики, а просто молодые ребята, которые только начинали строить бизнес. Им нравилось, как я пою, и потом на протяжении многих лет они мне совершенно безвозмездно помогали.
И вот в середине 90-х один из этих ребят дал мне большие деньги на проект, который я хотела делать с Максимом Дунаевским. Речь шла о программе песен, которые были заказаны самым крутым на тот момент авторам в США. Мы даже поехали туда на студию, но там все почему-то затянулось и в результате никуда не пошло. Максим хотел, чтобы я пела легкую модную музыку, а я — другую. И он отказался от меня: «Не буду ею заниматься, она бесперспективная».
А в контракте-то все оговорено: сроки, штрафные санкции. Вернувшись в Москву, я плакала оттого, что, получив колоссальный шанс в жизни (деньги-то под меня и мне давали), потеряла его по собственной вине. Но прошло время, и я поняла, что хочу сделать программу русских романсов. Попросила этих же ребят в последний раз мне помочь, и тогда они сделали мой первый сольный концерт в Театре эстрады.
— Не фиаско, а просто сказка. Не всем артистам так везет — чтобы бескорыстно давали деньги.
— А у меня всю жизнь так: дают, ничего не требуя взамен. Я, может, и хотела бы иных взаимозачетов, тем более что один из друзей — из тех, что меня спонсировали, — мне очень нравился, но только я ему не нравилась. Короче, еще учась в Ленинграде, я нашла хорошего педагога — бывшую оперную певицу, а концертмейстером у нее была Злата Раздорина, которая и написала ахматовский цикл. Я начала его петь, став первой исполнительницей «Реквиема» Ахматовой. В 22 года записала его на радио. Когда я загорелась идеей записать его с симфоническим оркестром, мой приятель спросил: «Ты на этом заработаешь?» — «Нет». — «А тогда зачем?» — «Понимаешь, если такие, как ты, не начнут помогать таким, как я, ваши дети будут слушать только один шансон». Поверил, поддержал. И потом, сколько я ни зарабатывала, я все вкладывала в симфонические аранжировки. Многие тогда мне говорили: «Шацкая, успокойся, кому это надо?» Надо мне. Кстати, не так давно я встретила этого друга, и он признался: «Я иногда думаю: что я в жизни сделал хорошего? Наверное, то, что помог тебе с «Ахматовой».
— Ты поешь романсы в джазовой манере. Такие джазовые баллады, которые стали фирменным стилем Нины Шацкой. Как ты его нашла — эксперимент, кто-то подсказал?
— Никогда не экспериментирую, иду путем наименьшего сопротивления. Когда поняла, что мне не удастся овладеть академическим стилем исполнения и в романсе, и в джазе, стала петь как получается. И вдруг оказалось, что мой стиль узнаваем, многим нравится. В такой манере я спела «Снился мне сад», который превратился в джазовый вальс. А пару лет назад я оказалась в одной компании с Нани Брегвадзе, и после того, как я спела, она подошла ко мне и сказала, что такая манера исполнения ей нравится и что она сама не прочь попробовать. Получается, что джаз я упрощаю; в таком джазинге нет изобилия музыкальных приемов, но есть что-то другое.
— В чем, по-твоему, секрет успеха старого городского романса у людей XXI века? Залы на романсовых программах забиты.
— Изменились технологии, но не чувства. Эмоции — это константа. Романс трогает душу, бередит эмоцию, особенно если человек имеет опыт несчастной любви, разрушенных чувств. Вот тогда он становится легкой добычей романса. С Ольгой Кабо мы сделали невероятный спектакль по Ахматовой, а потом и цветаевский проект — это мои победы.
Казалось бы, все складывалось, но… Мы начинали вместе с Валерией, когда та еще была Аллой Перфиловой, и она пошла, а у меня ничего. Вроде бы есть свой стиль, пою, записываю программы, меня приглашают петь для королей, для Бориса Ельцина, но карьеры нет, имени нет, залы не собираю. Я стучалась в программу «Романтика романса», а редактор, побывав на моем концерте, отвечала, что хотя публика меня и любит, «но с телевидением, Нина, вам не везет». Но однажды раздался звонок, и меня все-таки пригласили спеть в «Романтике романса». Как только там стала сниматься, у меня появилась своя аудитория; теперь я по стране собираю филармонические залы. Да, это небольшие деньги, но я пою для людей, которые знают меня и знают жанр. Кстати, когда был первый концерт, меня многие предупреждали, что у романсов и джаза разная публика, что на меня не придут. Однако начали ходить и ходят до сих пор.
Оставить комментарий