Как и тогда, игра — один из ключей к «ларчику» выставки. Здесь можно «выловить» рыбку, кальмара или креветку из «пруда» искусства, раскрасить ее и, отсканировав, пустить в плавание по синему морю-океану, который занял всю стену. Рыбка будет и дальше плавать, а свой рисунок можно забрать домой.
Здесь можно в космической песочнице создавать планеты Солнечной системы, попутно узнавая много интересного об этих планетах и разных типах галактик… Только имейте в виду, что проекция изображений Марса, Сатурна, Юпитера и других планет появляется, когда песочный замок заметно поднимается над равниной песочницы.
Здесь можно запустить в комнату Эймса родителей и увидеть, как в разных углах совершенно разным оказывается расстояние до потолка. А потому кто-то выглядит как великан, стоящий рядом, а кто-то — как путник вдали.
Как и в прошлом проекте, игра тут не самоцель. Она способ вовлечь в приключение под названием «познание мира». Можно было бы ожидать, что в этом приключении Политехнический музей перетянет одеяло на себя, оставив искусству роль иллюстраций. Меж тем все гораздо интереснее. Выставка начинается в нарисованном на стенах и окнах кабинете алхимика, а заканчивается — раритетным оттиском гравюры Рембрандта «Ученый в своем кабинете». Эту гравюру еще иногда называют «Фауст». Поэтому путь, пройденный зрителем на выставке, становится путем в картину. Если угодно, дорогой к Рембрандту и «Фаусту» Гете.
Фауст, с его мечтой о всемогуществе человека, о бессмертии и власти, выведенный Гете со сцены средневековых мистерий в литературные салоны века Просвещения, остается жгуче актуальным героем и в XXI веке. Именно фигура этого героя, перед лицом которого мы оказываемся в финале экспозиции, побуждает вернуться в начало, чтобы после игры с детьми в космической песочнице заново ощутить избирательное сродство художников и ученых, героев проекта.
Конечно, художественная выставка, в сущности, всегда прокладывает путь к картине. Особенность этого проекта в том, что кураторы Мария Гадас и Ирина Дворецкая вместе с художником Алексеем Трегубовым предложили пойти к картине через … лабораторию ученого — физика, биолога, географа, оптика, историка… Но начинает этот путь — с обращения взгляда к звездному небу.
Звездное небо надо головой и нравственный закон внутри нас, как считал Кант, две константы нашего мира. Телескоп позволяет, как минимум, увидеть первую. И обнаружить, что звездное небо — идеальный объект. В том смысле, что оно открыто для наблюдений, оно недостижимо (вы можете лететь к созвездию Скорпиона, но вы не можете прилететь туда — карта неба будет выглядеть иначе в другом месте Вселенной и даже из Южного полушария Земли), и оно сохраняет таинственность (его невозможно постичь окончательно).
В итоге путеводные звезды — верные спутники мореплавателей и астронавтов, а звездное небо — экран проекций человеческих фантазий, желаний и страхов. Достаточно взглянуть на карты созвездий, нарисованные Габриэлем Доппельмайером в 1730-м году, «Меланхолию» Дюрера с падающим метеоритом 1492 года, серию «Космос» Гарифа Басырова, чтобы убедиться в этом. Космос остается источником надежд и опасений. «Новая планета» Юона заставляет вспомнить «Меланхолию» фон Триера. А проект создания новой галактики по образцу корочки лимона в голландских натюрмортах, который предлагает Ростан Тавасиев, ведет диалог с идеями русских космистов и образами космического будущего человечества в графике Павла Пепперштейна.
Собственно, один из главных опытов, который предлагает пережить выставка, — это колебание «маятника» восприятия между точным знанием науки и переживанием визионера. Образами этого «сдвига» становятся пространства между разделами выставки, где все летит вверх тормашками, а цветы почти касаются потолка. Письменный стол изгибается, норовя упереться ножкой в потолок, ковер ползет вверх, словно готов превратиться в ковер-самолет, занавеска устремляется вверх от пола… Этот волшебный мир, как ни странно, не только мир «Алисы в стране чудес», но и одна из моделей невесомости — спасибо Алексею Трегубову! Эти комнаты переходов (их довольно много!) — чуть-чуть сказочные, чуть-чуть лабораторные модели — взывают к воображению и театральному опыту. Они дают возможность передышки и возвращают ощущение чуда.
Впрочем, один из разделов проекта называется «Бегство от чуда». Именно так Эйнштейн определил стремление найти рациональное объяснение парадоксам мира природного и физического. Без этого нет ученого. Но без знания исследований и открытий Альберта Эйнштейна, Нильса Бора, Марка Планка, определивших путь науки ХХ века, невозможно понять и проект «Города Солнца» Ивана Леонидова, и архитектоны Малевича… И даже инсталляцию VTOL «Wave is my nature», где свет оказывается и волной, и частицей разом. На мой вкус, это один из лучших разделов выставки. Тут связь между наукой и искусством ХХ века является зримо, как волна-частица в инсталляции VTOL, или трансформации «Мобилера» Бориса Стучебрюкова. Тут кинетисты ведут диалог с русским авангардом и геометрией с сопроматом, современные художники — с квантовой физикой и теорией волн. И как ни странно, это бегство от чуда становится приближением к чуду, если считать последним — способность человека мыслить и познавать себя и мир.
Кстати, художники внесли свой вклад в познание мира. Зеркала и камеры обскуры, проекционные аппараты и камера люсида, на которые можно наглядеться вдосталь в зале оптики, усовершенствовались и использовались мастерами, от Яна Вермеера до Клода Лоррена, от Рембрандта до Энди Уорхола… В этом смысле инсталляция Урсулы Молитор и Владимира Кузьмина «Упакованный свет. Груз малой скоростью», которая встречает нас уже за выходом с выставки, вполне тянет на веселую метафору труда художника. Пакуем свет. Сохраняем видимое. Грузим в будущее.
Оставить комментарий