Николай Николаевич, столько лет на сцене, столько ролей… А можете вспомнить, когда впервые почувствовали тягу к перевоплощению?
Николай Иванов: Лицедействовал я с детства — постоянно играл всяких зайчиков или волков в новогодних представлениях. А в восьмом классе, моя одноклассница затащила меня и моего друга в наш школьный драмкружок. Руководила им актриса ТЮЗа и очень известная исполнительница городского и цыганского романса Стронгилла Иртлач. Собственно, с этого времени все вопросы по поводу дальнейшей судьбы для меня были решены. Уже закончив десятый класс, мы пошли на премьеру спектакля Леонида Макарьева в ТЮЗ (он тогда еще располагался на улице Моховой), и приняли участие в обсуждении, которое состоялось после показа. Нам казалось, мы уже такие взрослые, смелые — школу ведь закончили! В общем, сидели и разглагольствовали. Вдруг Макарьев нас подзывает и спрашивает: «Мальчики, куда поступаете?» Мы ответили, что в театральный институт. Тогда он говорит: «А почему не к нам? У нас как раз набор в студию».
И вы, недолго думая, согласились…
Николай Иванов: Да, хотя экзамены в студию ТЮЗа были, что называется, уже «назавтра». При этом петь я не умел, танцевать тоже, да и слуха, как тогда казалось, у меня не было вообще. Прочитал стихотворение и басню. Спрашивают: что петь будете? Ну, я попросил сыграть «Одинокую гармонь», кое-как спел. А танцевать? Давайте, говорю, «Барыню». Начал там прыгать, а когда закончил: смотрю — вся приемная комиссия лежат на столе от хохота. Макарьев, смахивая слезы, спросил: «ты не устал?» В общем, выяснилось, что на следующий день мне надо прийти на следующий тур. А больше я никуда не дергался: ни в театральный институт не ходил, ни в какие другие учебные заведения. Поступил в студию, закончил ее, и все — я в труппе. Так там и до сих пор.
Больше двадцати лет вы проработали с режиссером Зиновием Корогодским. Были ведь, кажется, заняты практически во всех его спектаклях?
Николай Иванов: За редким исключением. Это было замечательное время. Зиновий Яковлевич — восхитительный человек, таких я больше не встречал. Человек, который по настоящему умел любить. Он любил театр, любил нас всех, и, конечно, драл с нас шкуру. Потому что мы были разгильдяи. Но когда он приходил на репетицию — это был восторг. Он растворялся в нас, вместе с нами сочинял, постоянно что-то пробовал, сам все показывал.
Ленинградский ТЮЗ, о котором вы только что рассказывали, и ТЮЗ сегодняшний чем-то отличаются?
Николай Иванов: Конечно же театр со временем изменился, но главное осталось. Зиновий Корогодский всегда добивался, чтобы в театре не было того, что очень характерно для провинциальных и городских театров: подспудные интриги, зависть, подсиживание. Словом, никакого битого стекла в тапочки, как это бывает в балете. Всего этого мы были лишены, потому что каждый был доволен своей работой и сыт — ее было много. Дружба, симпатия, поддержка — это было свойственно нашему театру тогда, и это, слава Богу, сохраняется до сих пор. Тех молодых ребят, которые пришли к нам, мы, старшие, обожаем, и рады, тому, что они много играют. Знаете, это передается друг другу. Но, наверное, все-таки главную роль в этом играет специфика нашего театра. Те, кому не интересно работать для ребенка, для подростка, для юноши, у нас не задерживаются. А кто к этому припекается, тот свой человек и получает удовольствие от того, что делает на сцене.
А вам самому никогда не хотелось уйти во «взрослый» театр?
Николай Иванов: Я имел опыт работы во «взрослом» театре. Например, в Театре сатиры на Васильевском острове, на экспериментальной сцене театра «Балтийский дом». Да, мне было интересно, но чтобы там остаться навсегда? Не хотелось. Мне нравится вступать в единоборство с моим зрителем. Потому что он, бывает, приходит ко мне на спектакль вообще ничего не зная о театре. Как чистый лист. А может быть, его родители привели, а он вообще хотел бы в это время быть на катке. Сидит и думает: ну и что я буду делать в этом театре? И вот если я его завоевываю, если мне его удается сделать своим союзником, значит, что-то ему запало в голову. И я как идеалист и мечтатель предполагаю, что из него все-таки вырастет хороший человек.
В Москву вы тоже особенно никогда не рвались. А почему? Говорят ведь, что весь «большой» театр теперь там.
Николай Иванов: Во-первых, я от нее устаю. А во-вторых, тут надо расставлять приоритеты. Конечно, если нужна мгновенная слава, большое количество денег, своя усадьба, машина и прочее, то тогда, конечно, это вам в столицу. Там другие деньги. А если ты увлечен своим зрителем и своим театром — то зачем Москва? Я никогда в жизни ни о какой славе не мечтал. Я даже на нее не работал, не рвал свои нервы и силы, чтобы меня заметили. Этим никогда, например, не занимался и Саша Хочинский. Вся эта известность сама по себе как-то возникла. И возникла на том уровне, который ты заслужил. Это совсем не то, как знаете, иногда говорят: «Такой божественный спектакль, такие артисты!» А приходишь и понимаешь: достаточно средний, провинциальный спектакль, да и артисты так себе. Зато раздуто Бог знает как.
Хочется и про кино поговорить, вы ведь до сих пор снимаетесь. Зрители часто сравнивают советские и современные ленты. При этом советские для них в большинстве случаев «душевнее, теплее». Вам с актерской стороны как кажется?
Николай Иванов: Ну, смотрите, когда мы снимали «Вечный зов», это было три серии в год. Теперь — одна неделя, одна серия. Первый и единственный вопрос, когда я сейчас прихожу на съемочную площадку звучит так: «Николай Николаевич, вы текст помните? Вот и хорошо, пойдемте». Все. Правда, мне тут повезло с фильмом «Крик совы», который снимал Олег Погодин. Он, когда я пришел на площадку, сказал — нет, я так не могу, я должен вам роль написать. И он написал. Изначально она была малюсенькая, а в итоге я оказался одним из главных персонажей. Но торопливость, спешка… Приезжаешь с одним текстом, на месте дают еще. А ведь его надо проговорить, а ты и поглядеть на него не успел! В итоге на съемках последней сцены передо мной вообще бумажки развесили, я подглядывал. Поначалу когда появились эти многочисленные сериалы, смотришь и понимаешь, что артист только о тексте и думает. Там ничего не происходит: голая сюжетная канва и текст. В последнее время стало интереснее, кино начало понемногу выравниваться. Мне, например, очень нравятся фильмы Сергея Урсуляка. Та же «Ликвидация», очень неплохо он сделал «Тихий Дон».
Кстати, о ремейках. Если бы сейчас взялись переснимать «Вечный зов», как бы вы к этому отнеслись?
Николай Иванов: Если это будет снято хорошо и убедительно, почему бы и нет? «Вечный зов» же сейчас все время идет по телевизору по разным каналам, и я иногда посматриваю и понимаю: если бы его сейчас снимали, это было бы немного по-другому. Ведь Краснопольский с Усковым сделали серьезную вещь — создали новую редакцию. Было много неиспользованного материала, который не поместился в 19 серий, и они сократили все идеологически и политические важные для того времени моменты, а более лирические, психологические вещи вернули. Но все равно, мне кажется,в фильме словно чего-то не хватает. Кто мог бы сыграть? Не берусь фантазировать, но наверняка есть ребята, которые бы могли это сделать. Тем более, что сейчас им было бы проще. Даже с тем же гримом, который теперь рисуется на компьютере. Мы же пользовались клеем БФ-6, для того, чтобы сделать морщинки около глаз, а потом это все оттирали с лица бензином пополам с ацетоном.
Вообще сказать, что я прямо мечтаю сыграть какую-то конкретную роль, не могу. На протяжении всей своей карьеры я был всегда в деле: было время когда я играл по 34 спектакля в месяц и параллельно репетировал еще парочку ролей, так что у меня нет повода насчет этого страдать. Я доволен своей судьбой и тем, что я играю.
Оставить комментарий