Драма «Посредники» (в оригинале — «Брокер») — первая картина японского классика Хирокадзу Корээды, снятая в Южной Корее. И снова режиссера волнует его фирменная тема — судьба маргиналов, которые не в ладах с законом и собственной совестью, но безусловно заслуживают нашего понимания и сочувствия.
«Я в своих фильмах пытаюсь сделать видимыми людей, о которых правительство хочет забыть», — говорил он в одном из интервью по поводу «Магазинных воришек», закономерно похитивших Золотую пальмовую ветвь в Каннах 2018 года. В «Посредниках» воришки занялись незаконной торговлей брошенными детьми. Фильм начинается, как добрая старая европейская мелодрама в стиле «Маленькой мамы»: молодая женщина Мун Со-Ён (ее играет Ли Джи-Ын) нерешительно приближается к установленному у семейной церкви в Пусане бэби-боксу для подкинутых детей и патетически прощается с дитятей, обещая непременно вернуться; небо, как водится в таких эпизодах, плачет проливным дождем.
Вскоре выяснится, что существование такого церковного бэби-бокса — не изобретение добрых самаритян. Это начало длинной криминальной бизнес-цепи по торговле младенцами. И это стартовая точка для расследования преступной деятельности, ибо душераздирающую сцену у бэби-бокса видели две женщины-полицейские Су Джин (Пэ Ду-На) и ее напарница детектив Ли (Ли Джу-Ён).
Ребенок попадает в руки владельца прачечной самообслуживания Сан Хёна (в этой роли звезда «Паразитов» Сон Кан Хо, заслуженно получивший за эту роль актерский приз в Каннах). Он — волонтер той самой церкви с бэби-боксом, и, заполучив симпатичного (это многократно подчеркнет фильм) безбрового младенца, он прикажет стереть запись камеры видеонаблюдения, чтобы уничтожить любые доказательства истинного материнства. Да и прачечная, легко понять, для него лишь «крыша» более прибыльного бизнеса — незаконной продажи брошенных младенцев бездетным семьям в обход официальных формальностей.
Бездушные торговцы живым товаром по идее должны вызывать у зрителей гнев и отвращение, но стоит посмотреть, с какой отцовской нежностью Сан Хён тетешкает безбрового мальца, чтобы понять: все в фильме не так однозначно — его автор пытается напомнить, что и у преступника есть трогательная, отзывчивая, тонкая душа.
А кто эта легкомысленная мать? Она вскоре присоединится к торговцам, чтобы слупить с приемных родителей свою долю гонорара. Она тоже нежная и удивительная, и у нее сложная судьба: занимаясь нелегким трудом проститутки, убила своего чересчур развязного клиента, и ей рано или поздно грозит тюрьма — понимая это, она и подбросила новорожденного сына в церковный бокс.
Фильм принципиально уходит от любых моральных оценок происходящего — ему важнее тема семейного счастья, которого взыскуют все герои, но оно постоянно тает, как мираж. И ясно, что мы должны всем им сочувствовать — и уличной женщине, подкинувшей младенца, и авантюристам, которые пытаются его повыгоднее сбыть, и всей этой сложности нашего неоднозначного бытия. Ибо сама жизнь — великий дар, и обширная сцена в финале, когда героиня последовательно благодарит всех за то, что они родились, должна, вероятно, вызвать слезы у взволнованных зрительниц.
Мне кажется, японский мастер снял в Южной Корее свой самый неудачный фильм. Да, у любого преступника есть свой резон, и нам нужно его понять. Но социальные мотивы, опустившие людей на дно жизни, в фильме не прозвучали вообще, зато изобильные сцены люлюканья и тетешканья с младенцами немилосердно сентиментальны и крайне неправдоподобны: ведь такие умницы, такие ангелы во плоти, что нам предъявлены в фильме, просто неспособны на столь страшные преступления, как убийство и торговля детским товаром. Да и само существование бэби-боксов, по фильму, не помогает спасению обреченных детей, а развращает нестойких матерей, предлагая им легкий способ избавиться от обузы (об этом не раз рассуждают герои, уподобляя эти эпизоды назидательным ток-шоу).
Чтобы понять злодея, ищи, где он добр, — этот сформулированный Станиславским классический принцип актерского мастерства в фильме возведен в абсолют, когда и авторская и наша любовь к героям становится насильственной, навязанной — слепой. И дело не в моральном осуждении преступников (этим Корээда, насколько помню, не занимался никогда), а в трезвой оценке предельно острой ситуации. Эта оценка должна храниться в нашей памяти как базовый тезис, и предполагается, что фильм спорит с ее категоричностью и однозначностью — но на самом деле автором она просто игнорируется. И тогда декларируемая сложность характеров исчезает, они становятся одномерными, и нам предлагают поплакать от сочувственного умиления добрыми бандитами.
Оставить комментарий