А исторической датой основания знаменитой Гнесинки считается 15 февраля 1895 года, когда в Школу сестер Гнесиных была зачислена первая ученица. С того дня прошло 125 лет, и сегодня Гнесинка превратилась в крупный музыкальный холдинг, включающий три детские музыкальные школы — две семилетки и среднюю специальную школу для одаренных детей, два музыкальных училища и высшую образовательную ступень - Российскую академию музыки имени Гнесиных.Накануне юбилейной даты корреспондент »РГ» встретилась с Татьяной Абрамовной Зеликман - самым известным педагогом не только в России, но и за рубежом. За годы работы она воспитала несколько поколений музыкантов высочайшего профессионального уровня, среди которых Александр Кобрин, Константин Лифшиц, Алексей Володин, Иван Рудин, Михаил Мордвинов, Константин Шамрай, Александр Кудрявцев, Даниил Трифонов и многие другие. Сама Татьяна Зеликман - выпускница Гнесинки.
Вы ведь прошли все ступени гнесинской школы?
Татьяна Зеликман: Да, я окончила сначала школу, училище, затем институт Гнесиных и аспирантуру. Когда-то гнесинская школа-семилетка, куда я поступила, располагалась в небольшом старинном особнячке на Собачьей площадке - замечательном уголке старой Москвы, который, к сожалению, ныне исчез: его поглотил Новый Арбат. Соседний с нашей школой особнячок также принадлежал Гнесинске: там располагалось студенческое общежитие. Сама я жила рядом, на Старом Арбате, поэтому родители так удачно и определили меня в эту школу.
А в 1966 году вы пришли работать в школу по рекомендации Елены Фабиановны Гнесиной?
Татьяна Зеликман: В то время выпускников вуза ожидало распределение, и многие мои однокурсники поехали работать в разные города Советского Союза. У меня было право «распределиться» самой, поскольку мой муж Владимир Тропп уже учился в аспирантуре, позже поступила и я. Елена Фабиановна хорошо знала меня еще со времен школы-семилетки и рекомендовала меня на работу в среднюю специальную музыкальную школу, в которой, кстати, я не училась: она была образована практически вместе с институтом.
Чем отличалась Гнесинская школа от других в те времена?
Татьяна Зеликман: Обстановка в Гнесинских учебных заведениях всегда отличалась: была менее официальная, более домашняя что ли. В Гнесинском институте охотно преподавали Нейгауз и Файнберг, Оборин и Флиер: им очень нравилась царившая там творческая атмосфера, и, конечно же, она распространялась на десятилетку, в которой на момент моего прихода трудились замечательные педагоги, ставшие создателями целой педагогической традиции.
Это были педагоги-подвижники, так называемые «старухи», как теперь говорят (смеется); и они все отдавали своим ученикам. Молодых педагогов среди моих коллег тогда было мало: в основном, работали те кадры, которых пригласила Гнесина еще с основания школы. Мои старшие коллеги относились ко мне с большой строгостью. Абсолютно все педагоги должны были присутствовать на зачетах, которые происходили каждую среду, и, разумеется, на всех экзаменах.
Сестры Гнесины были настоящими подвижниками. Что вас особенно поражало в деятельности Елены Фабиановны?
Татьяна Зеликман: Еще с консерваторских лет пять сестер были буквально одержимы идеей открытия учебного заведения во благо российского музыкального образования. Елену Фабиановну и ее старшую сестру Евгению, инициаторов и первых руководителей школы, поддержал их педагог — Василий Ильич Сафонов, тогда директор Московской консерватории. К слову, в начале 90-х в Московской консерватории преподавал выдающийся итальянский пианист и композитор Ферруччо Бузони, и Елена Фабиановна в течение года являлась его студенткой. Бузони прочил ей большое артистическое будущее. Когда он уехал работать в США, он предложил ей поехать вместе и сделать в Америке блестящую карьеру пианистки. Но Елена Фабиановна отказалась: она уже тогда горела идеей открытия школы. После революции все частные школы в России были закрыты, кроме школы Гнесиных: авторитет этой школы был настолько высок, что она получила статус государственной. Все перипетии советского времени: голодные годы, война — отражены в истории школы. И она уникальна: так, зимой 1942 года, вернувшись в Москву из эвакуации Елена Фабиановна, добиралась по разбомбленному городу в лютый мороз пешком от вокзала до своего дома. Тем не менее, она сразу стала хлопотать о возобновлении строительства института, и через 2,5 года он был открыт, несмотря на то, что шла война. А вслед за этим ее стараниями была открыта и специальная школа-десятилетка для одаренных детей, где они обучались по самым высоким образовательным стандартам.
Ваша юность прошла под знаком личности великого музыканта Владимира Софроницкого.Татьяна Зеликман: Творчество этого пианиста стало главным событием моей музыкальной жизни. Он был абсолютный гений, и то, что мы имели возможность слушать его, жить буквально от одного его концерта до другого. Когда-то педагог Сергея Рахманинова Николай Зверев водил своих «зверят» на все 14 исторических концертов Антона Рубинштейна. Рахманинов, вспоминал, что эти концерты были сильнейшим впечатлением всей его жизни. Думаю, что сродни этому было влияние на нас концертов Софроницкого. Не попасть на его концерт было настоящим горем! Мне не раз девчонкой приходилось пролезать под ногами у какого-нибудь большого дяденьки. Помню, однажды меня вытолкали, потому что билета не было. Софроницкий тогда играл в Малом зале консерватории, билет достать было очень трудно. И вот стою я и плачу у стеночки, вдруг меня трогает за плечо контролерша: «Что ты ревешь?! Ну ладно, иди»! Он был величайший музыкант, записи его выступлений лишь очень отдаленно передают звучание его рояля.
Вообще можно ли воспитать артистизм?
Татьяна Зеликман: Сложный вопрос. У по-настоящему одаренного ребенка это присутствует неосознанно. И, если мы говорим о будущих артистах, то артистизм — это обязательный компонент одаренности. Если даже очень хороший профессиональный музыкант никак не раскрывается на сцене, об артистической карьере речи идти не может. Артистизм, безусловно, может развиваться со временем, когда у юного музыканта появляется уверенность в своих силах. Пока он еще ничего не умеет, он может теряться, а когда начинает что-то получаться, появляется желание выступать. Для каждого своего ученика я делаю все, что могу: между нами всегда стоит музыка, и я не могу допустить, чтобы музыка увяла в его руках — будь он маленький или постарше. А бывают такие редкие случаи, когда забываешь, что играет твой ученик, и начинаешь, затаив дыхание, слушать артиста. Это и есть самые счастливые моменты, которые изредка дарит нам наша профессия.
Оставить комментарий