Впрочем, она больше, чем «дополнение», должное оттенить эффектность императорской коллекции испанского искусства, разделенной между Эрмитажем и Пушкинским. Выставка предлагает захватывающее путешествие в «воображаемую Испанию» русского искусства, объединив работы из 20 музеев и 7 частных коллекций.
Изначально этот сюжет должен был появиться в финальном зале выставки «Испанская коллекция». Но объем найденного материала подтвердил, что Испания в России больше, чем Испания. Испанцы, от оперной Кармен до пушкинского Дон Жуана, от мужественного «Матадора» Петра Кончаловского до «Дон Кихота» Григория Козинцева, оказывались у нас желанными образами самоидентификации как минимум пару веков. «Я здесь Инезилья, я здесь под окном…» не напевал только ленивый. Неудивительно, что последовал иронический ответ Козьмы Пруткова: «Дайте мне мантилью; /Дайте мне гитару;/ Дайте Инезилью, /Кастаньетов пару. /Дайте руку верную, Два вершка булату,/ Ревность непомерную, / Чашку шоколату…».
Из всех испанцев главным для нас оказался идальго Дон Кихот Ламанчский
Собственно, встречей романтического и иронического, элитарного и простонародного образов Испании и открывается выставка. Романтический образ явлен в портрете князя Николая Юсупова, который позировал в Риме Генриху Фюгеру в испанском плаще… За простодушное простонародье отвечают листы лубков XVIII века с «известием о двух чудах, морском и лесном, пойманных в Гишпании». Эти стилистические линии встречаются в стремительном рисунке Резо Габриадзе из серии «Пушкин в Испании». Поэт, которому Николай II не позволил выехать за границу, у Габриадзе играет на гитаре с Алонсо Безруким.
Впрочем, из всех испанцев главным для нас оказался идальго Дон Кихот Ламанчский. Пародия на рыцарский роман или трагедия высокой души — обе ипостаси последнего рыцаря и первого героя нового романа в России были востребованы. И, кажется, что именно двойная оптика этого романа, позволяющая соединить сатиру и трагедию, легкость шутки и «гибель всерьез», театр и жизнь, и определила контрасты и встречи героев на этой выставке. На акварели Валентина Серова идальго сидит на Росинанте, словно венецианский кондотьер в Итальянском дворике Пушкинского. А у Кукрыниксов Дон Кихот почти повторяет позу «Мыслителя» Родена: сидит, задумавшись, за столом — и впрямь философ, в чьих услугах не нуждаются. Зато в гуашах Веры Ермолаевой и идальго, и бородатый Санчо, плывущие в лодочке в сопровождении то ли рыбок, то ли бликов лунного света, выглядят совершенно героями из «Записок охотника».
А для Михаила Соколова Рыцарь Печального образа становится его alter ego: Соколов в 1943-м рисует себя в виде гордого испанца, с узкой бородкой, огненным взглядом и чеканным профилем. Это был последний год семилетнего лагерного срока художника в Сибири. «Испанский» автопортрет стал продолжением цикла рисунков «Воспоминания о старой Испании», которые помогали перенестись из холода и неволи в жаркий мир страстей и чести.
Среди раритетов — театральные эскизы костюмов к булгаковскому «Дон Кихоту», до его постановки в 1941 году театром им. Е. Вахтангова автор пьесы не дожил. Два «набора» нарядов для «Дамы-невидимки» по пьесе Кальдерона, которые для Второй студии МХТ делали Александра Экстер и Игнатий Нивинский, встретились впервые с 1925 года. Эскизы костюмов обоих художников были показаны в советском павильоне на выставке в Париже. Но костюмы для спектакля были созданы Ламановой только по эскизам Нивинского. Александра Экстер в этой истории надолго осталась «дамой-невидимкой». Не менее фантасмагорическая «испанская» история у Александра Шухаева. На выставке можно увидеть его эскизы костюмов для фильма «Кармен», поставленного в Париже в 1925 году, и эскизы декораций к спектаклю «Испанский священник» в Театре им. М. Горького в Магадане в 1945-м. Маршрут художника между Парижем и Магаданом включал не только Москву и Колыму, но и заезд в Испанию 1932 года.
Литературные, театральные, живописные образы на выставке ведут диалог с кинематографическими. Кадры съемки испанских детей, приехавших в СССР в 1930-х, соседствуют с рисунками переводчика, участника Гражданской войны в Испании Георгия Петрова. А образы ужасов войны в графике Сергея Эйзенштейна, задумывавшего фильм «Испания» после разгрома республиканцев, напомнят названием о Гойе, манерой — о «Гернике» Пикассо.
Диалог с Испанией Сервантеса и Пикассо, Федерико Гарсиа Лорки и Веласкеса стал частью традиции русской культуры. В «Зеркале» Тарковского появятся душераздирающие кадры Гражданской войны в Испании. Дон Кихот, герой фильма Козинцева, станет этическим камертоном оттепели. Франциско Инфанте-Арана, сын защитника Испанской республики, вместе с женой Нонной Горюновой приедет в Испанию в 1993-м, чтобы увидеть ее пейзажи через призму бесконечности и геометрии. Леонид Тишков создаст «Черную Луну» в память о стихах Гарсиа Лорки. А Валерий Кошляков воссоздаст инфанту Веласкеса из лент разноцветного скотча. Впрочем, кажется, что его инфанта столько же из скотча, сколько из света и любви, воображения и мечты. Словом, из того же материала, из которого строил свой мир Дон Кихот.
Оставить комментарий