В Московском музее современного искусства открылась персональная выставка американского художника русского происхождения с именем будто из Викторианской эпохи — Эдвард Беккерман. В эмоциональную экспозицию под названием «За пределами снов» вошли его работы, созданные за последние 30 лет. Рассказывает ЕЛЕНА КРАВЦУН.
Намеревавшийся стать балетным танцором, занимавшийся в двух знаменитых школах Большого театра и Американского балета Баланчина Эдвард Беккерман бросил сценическую пластику после травмы и обратился к искусству изобразительному. Так он оказался в не менее именитом учебном заведении — Лиге студентов-художников Нью-Йорка, из которой в свое время вышли Поллок и Ротко. Теперь его работы продаются на аукционах Sotheby`s, их покупает Русский музей, а сам художник оформляет постановки в Линкольн-центре. Критики называют Беккермана «классическим модернистом». Влияние парижской школы начала прошлого века и немецкого экспрессионизма в его творчестве ощутимо, при этом он не стремится нарушать законы. Его живопись — пример того, как без особых технических инноваций и концептов можно создавать внушительные работы, рождающие ассоциативный диалог. Одного взгляда на его серию «Лица и головы» (середина 1990-х годов) хватает, чтобы вспомнить и Эгона Шиле, и больную моду на Оскара Кокошку. Персонажи у Беккермана («Мать-земля», «Отец», «Дива» и сильно пьющий он сам, но это уже вроде бы в прошлом) — смутные аллегории-намеки, выполненные при этом размашистыми мазками, линии здесь скачут, будто под действием турбулентности. Фигуры эти представляют собой мясистый неопрятный беспорядок из плоти. У Дивы лицо — налет маски, губы, как раны, певица кабаре выглядит, как суперзлодей Джокер: белая кожа, черные круги вокруг глаз и застывшая безумная улыбка. И над всем этим витает облако театральной тоски, как на полотнах раннего Пикассо и Кирхнера.
Драматическую экспрессию цвета Беккерман решил испробовать и на условно религиозной теме, хотя понять, какой культ его монструозные ангелы и хранители из одноименной серии обслуживают, трудно. Авторское обозначение этих фигур как защитников и их общий неспокойный вид рождают странную амбивалентность. Скрученные гигантские пальцы и закрытые позы хранителей говорят скорее об ужасающей драме физического существования, большинство из них, словно падшие ангелы, бьются в мучениях о судьбах человечества, которое, возможно, и спасти-то уже не удастся. Образы этой серии для художника, очевидно, и освобождение, и утопия. Последние годы Беккерман принялся исследовать еще более метафизические и неуловимые понятия. Не объяснить, но увидеть ему захотелось сны — правда, в далеком от сюрреализма понимании.
Будто мастихином, пастозными мазками Беккерман создает художественный эквивалент своего мироздания, населенного духами и призраками из снов: о диких танцах и блуждающих сердцах, о Пушкине и Красной Шапочке, о Конфуции и храбром зайчике. Выглядят эти полотна будто билборды, с которых многократно были содраны цветные афиши и объявления: очертания лиц, фигур еще остались, но различить, кто это, уже нет возможности, такие живописно красуются, например, в парижском метро. Эти страшные сказки «призрачной» серии строятся с помощью сопоставления форм, соединений цветовых плоскостей, из которых одни зрительно выпирают, а другие отходят вглубь, так делал Франтишек Купка в начале XX века — взять хотя бы его загадочную «Madame Kupka between Verticals». Но самыми впечатляющими работами на этой выставке можно считать новые огромные абстрактные полотна с закономерным названием «Победы», в центре которых расположились настоящие мишени из тира. Эти круги затягивают внутрь с такой мощью, что кажется, будто это модели гелиоцентрической системы или атома. С неодадаистской безличностью реди-мейдов Джаспера Джонса, который в 1950-х годах мишени и флаги сделал своими главными объектами, эмоционально они имеют мало общего.
Комментарии