Русский музей распахнул двери своих дворцов современному американскому искусству. В Мраморном дворце открылась выставка «Личный путь» Сьюзан Сворц, в Строгановском — «Рай» Эдварда Беккермана. Судя по картинам, оба художника сторонятся моды, трендов и прямого обращения к действительности. Однако импульсы творчества берут из самой жизни, что и наделяет их работы дополнительным объемом.
Живопись Сьюзан Сворц балансирует на грани абстракционизма и пейзажа. Издалека кажется, что это абсолютно беспредметное искусство, воздействующее не опознаваемыми образами, а цветом и еще текстурой поверхности: на некоторых картинах краска наложена грубо, чтобы виден был рельеф, иные же отличаются многослойностью. Но подходишь ближе — глаз различает контуры одуванчиков, цветов или лесных крон. Обратно тому, что происходит с Айвазовским: издалека зрение собирает мазки и брызги в морскую волну, а приблизишься — и фрагмент полотна, взятый сверхкрупным планом, кажется абстракцией.
— В начале своего пути я, может, и подходила к живописи рационально, но сейчас доверяю только своей душе, — рассказала «Известиям» Сьюзан Сворц. — Пишу сердцем, вдохновляясь природой. Когда-то я серьезно заболела, это было связано с плохой экологией, и болезнь изменила меня как художника. Раньше я тоже изображала природу, но вырисовывая образы — цветы, фазанов, колибри; но потом стала использовать широкие кисти, мастихин, и это позволило двигаться от конкретного к беспредметному.
Эдвард Беккерман, художник русского происхождения, устремляется за пределы видимого мира, выражая инобытие, но в узнаваемых образах. На выставке «Рай» представлена серия магических цветов, портреты разных существ, образующие отдельный космос.
— Эти работы опираются на опыт символизма, экзистенциализма, но можно вспомнить и «Цветы зла» Бодлера, — пояснил «Известиям» куратор Антон Успенский, сотрудник отдела новейших течений Русского музея. — Темы и персонажи Беккермана составляют образ преддверия рая и его хранителей, порой весьма агрессивных.
Картины Беккермана расположены так, чтобы зритель двигался от созерцания волшебных цветов и крылатых светящихся созданий к ужасу перед «жестким сюром» — «ангелами»-хранителями с огромными когтистыми лапами, покрытыми чешуей и коростой, и прочими мутантами. Если бы не заглавие выставки, можно было подумать, что она предполагает спуск из высшей сферы в низшую, «сошествие во ад».
Конечно, Беккерман размывает грань между красотой и уродством: «Когда я был молод и красив» — называется портрет 1990-х, а мы видим человекоподобную фигуру, с которой будто сняли кожу. Но дело еще и в том, что, создавая свое мироздание, художник исходит не из христианской, а скорее из буддистской традиции, где надмирные существа яростны и почти монструозны.
Автопортрет конца 1990-х «Это я», написанный, по признанию художника, во время глубокой депрессии, своей внутренней силой заставляет остановиться. Перед зрителем какой-то Страшила из «Волшебника из Страны Оз»; круглые вибрирующие мазки создают иллюзию рыхлого лица. Образ смутно бередит детскую память, заставляя шевелиться загнанные внутрь страхи и травмы.
Какие-то портреты кажутся воспоминанием о сумеречных чудовищах Гойи, какие-то — авторской иллюстрацией романов Стивена Кинга, откликом на жанр ужасов в массовой культуре.
Можно только порадоваться, что у петербургской публики появилась возможность открыть для себя двух интересных американских художников (хотя у Беккермана уже была персональная экспозиция в том же Русском музее в 1994 году). Но, помимо эстетических аспектов, на эти выставки можно взглянуть и в дипломатическом свете. Красноречив сам факт участия в открытии вернисажа Сворц Михаила Швыдкого, Герхарда Шредера и нового посла США в России Джона Хантсмана. Отношения держав могут быть обострены, но искусство по-прежнему — мост между народами.
Комментарии